Сегодня исполняется 85 лет со дня рождения Владимира Николаевича Во’йновича, именно так, на первую «о» падает ударение. Человека сумасшедшей судьбы, поэта, писателя, художника.
Да-да, именно от рисования в последние годы жизни получал основное удовольствие Владимир Николаевич. Вскакивал ночами, обмакивал кисточку в краску и балдел-балдел-балдел.
Я вот поймал себя на мысли: почему никак не могу научиться красиво рисовать? Природой не дано?
Изучая биографию Владимира Во’йновича, узнал, что он начал рисовать в 62 года. А у меня еще до этого возраста есть время. Научусь!
Не надо ля-ля…
Итак, Владимир родился в семье двух газетчиков. Его отец в середине 30-х годов был призван на военные сборы, вечерком сидели у костерка и пили чай. С чего старшего Войновича потянуло на философию о будущем страны, наверное, он и сам не знал. На его беду нашелся «стукачок» – на следующий день Николая арестовали. Не надо ля-ля…
Поначалу хотели не церемониться, а просто поставить к стенке, но в далекой Москве арестовали Николая Ежова, а потому расстрелы временно приостановили. А потом энкавэдэшникам уже было не до какого-то там болтуна – в их сети повалила куда более крупная рыба.
С началом Великой Отечественной войны Николая освободили, отправили на фронт. В первый же фронтовой год он был тяжело ранен, демобилизован и больше родину и партию не интересовал. Семья всю войну мыкалась с места на место – Из Средней Азии на Ставропольщину, потом Куйбышевская область, Вологодчина.
По воспоминаниям Владимира Николаевича единственной книгой в семье было Евангелие. По ней он и научился читать в возрасте пять лет.
Почему именно Чонкин?
Однажды Войновича спросили: помогла ли служба в армии тому, что «родился» Чонкин? А он ответил так: все помогло. И служба, и то, что в детстве телят колхозных пас, и работа инструктором сельского райкома после службы в армии. И вообще любое произведение, как матрешка, состоит из разных уровней. А уж из них складывается общий уровень.
Почему главным героем «Чонкина» Войнович выбрал солдата, проходящего службу в военно-воздушных силах? Разгадка проста. Войнович сам провел несколько лет срочной службы в ВВС.
Как, впрочем, и автор этих строк. Издавна в «наших» войсках царила присказка: «Пока Бог создавал дисциплину на земле, авиация была в воздухе». Мы, 18-летние пацаны, этим ужасно гордились, как и тем, что после каждого развода на плацу мы уходили строевым шагом под звуки марша, выдуваемого трубами военного оркестра: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!»
Это вам не матушка-пехота, артиллерия или какие-то танковые войска…
Войновичу удалось проснуться знаменитым еще до того, как был написан «Чонкин». Причем выстрелил дуплетом. Начинал как поэт, созрел до красивых стихов к своему 28-летию, когда работал редактором на радио. Все тогда бредили космосом, ожидали первого космического старта с космонавтом на борту. Однажды Владимир Николаевич написал такие строки…
Заправлены в планшеты космические карты,
И штурман уточняет в последний раз маршрут.
Давайте-ка, ребята, споёмте перед стартом:
У нас еще в запасе четырнадцать минут.
Я верю, друзья, караваны ракет
Помчат нас вперед — от звезды до звезды.
На пыльных тропинках далеких планет,
Останутся наши следы.
На пыльных тропинках далеких планет,
Останутся наши следы…
Песня стала очень популярной и каково было удивление самого автора, когда, встречая из первого космического полета Юрия Гагарина генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев пропел ему именно эти строки.
Это был сигнал. Сигнал очень громкий. И Войнович решил выжать из своей популярности максимальные дивиденды принес в редакцию журнала «Новый мир» свою первую повесть «Мы здесь живем». Добился встречи с редактором Аллой Самойловной Берзер, хотел заставить ее прочитать хотя бы первые 10 страничек.
– Вы тот самый Войнович? – переспросила Берзер, – «Заправлены в планшеты космические карты…» Ну что ж, почитаем, почитаем…
А через три дня Войновичу пришла телеграмма: «Срочно зайдите в журнал „Новый мир“». Оказалось, повесть прочла вся редколлегия. Она была напечатана в ближайшем номере журнала (№ 1 за 1961 год).
Красиво начало, кто бы спорил!
«Было раннее утро, и трава, облитая обильной росой, казалась черной. Слабый ветер шевелил над Ишимом тяжелые клубы тумана.
Ваня-дурачок гнал через мост колхозное стадо и пел песенку. Губы у Ивана толстые, раздвигаются с трудом, поэтому в песенке нельзя было понять ни одного слова.
Я ехал на своем самосвале и уже собирался въехать на мост, но увидел на нем теленка. Задняя нога его застряла меж двух бревен, теленок лежит на брюхе, мычит, на том его борьба за жизнь и кончается. Я остановил машину и помог потерпевшему.
– Ну что ж ты, – сказал я Ивану, – губы-то распустил? Видишь, теленок провалился! Так ему и ногу недолго сломать.
– Пускай ломает, – дурачок беспечно махнул рукой. – Прирежем… Хлопцам на стане три дня мяса не давали. А меня не дразни.
Возможно, такая слава чуть-чуть вскружила голову начинающему поэту и писателю. Но с другой стороны – хрущевская оттепель – можно было писать практически обо всем.
В том же 1961 году в «Новый мир» попытался попасть со своим рассказом Щ-854 Александр Солженицын. Вот уж где Александру Трифоновичу Твардовскому пришлось попотеть, чтобы получить разрешение у того же Хрущева на публикацию.
Ко времени написания «Чонкина» Владимир Войнович уже был знаком с Александром Твардовским. Вот почему он возлагал большие надежды на то, что автор «Василия Теркина», как любитель иронии и юмора, оценит повесть по заслугам. Но не тут-то было! Реакция Твардовского оказалась прямо противоположной: «Это неталантливо, неумно и неостроумно».
У кого из начинающих писателей не опустятся после такого руки? Тем более, что и следующее произведение Войновича «Путем взаимной переписки», которое Владимир Николаевич до сих пор считает одним из шедевров «короткой прозы», Александр Трифонович назвал «халтурой»…
Впрочем, Твардовский знал о чем говорит – оттепель закончилась гораздо быстрее, чем это почувствовал Войнович.
Но он упорно продолжал «долбить» одну лунку, наивна полагая, что теперь ему все можно. Пытался заручиться поддержкой Запада, где в конце 60-х повесть опубликовали безо всякого разрешения Войновича.
Это была последняя капля терпения – с 1968 года за правозащитную деятельность и нелицеприятное изображение советской действительности в романе «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» он подвергался преследованиям, в 1974 году был исключен из членов Союза писателей СССР. Все закончилось тем, что Войнович был вынужден уехать в Германию, а в 1981 году указом Леонида Ильича Брежнева лишен советского гражданства.
Он вернулся в Россию после того, как такое государство, как СССР перестало существовать. Как бы ему ни нравилось жить в Германии, но родина есть родина.
В «германский» период жизни Владимира Войновича, он получил рукопись сербского писателя Видака Вуйновича, исследователя древнего рода Вуйновичей (Войновичей). Согласно этим сведениям, Владимир Войнович был предком в 16-м колене зятя сербского короля Стефана Дечанского.
Можно ли в это верить? Кто его знает?
Поделиться: