Тактика Ганса Левальда чуть было не оправдала себя в сражении при Гросс-Егерсдорфе. Причем, абсолютно непонятно, как фельдмаршал Апраксин, имея определенный военный опыт и подавляющее превосходство в живой силе и орудиях, в августе 1757 года чуть было не провалил это сражение.
Впрочем, удивительным это кажется только на первый взгляд…
Паркетный фельдмаршал
Я внимательно изучил биографию Степана Федоровича Апраксина и обнаружил, что родился он под счастливой звездой. И хотя его отец умер, когда сыну было пять лет, вдова очень скоро вышла замуж не за последнего человека в империи, а именно за начальника Тайной канцелярии, которого большинство вельмож предпочитало считать другом, нежели врагом.
Причем независимо от должности и степени влияния. И даже достаточно опытный военачальник фельдмаршал Бурхард Миних, желая угодить шефу тайной канцелярии, взял его пасынка к себе в качестве дежурного генерала. И за все время Крымского похода не переставал отправлять донесение в Санкт-Петербург, «восхищаясь» небывалыми способностями Апраксина.
Примечательно, что в 1736 году Миних оказался перед выбором, кого поставить генерал-квартирмейстером своей армии – генерала Апраксина или полковника Виллима Фермора. Если ориентироваться только на воинские звания большего предпочтения заслуживал первый. Но Миних знал, что за Степаном Федоровичем водится пару недостатков – лень и нежелание учиться военному делу. Поручить такой ответственный пост именно ему, значит все время находиться в подвешенном состоянии. При всей своей «любви» к генералу, фельдмаршал предпочел полковника. И не ошибся…
Гросс-Егерсдорф
Даже курсант третьего курса любого общевойскового военного училища знает, что при занятии какой-либо позиции, в первую очередь необходимо послать хотя бы небольшой отряд разведчиков для того, чтобы произвести рекогносцировку. Определить характер местности, куда придется наступать или же отступать, наличие и количество сил противника, установить наиболее оптимальные высоты, с которых можно контролировать поле боя.
Если речь идет о незнакомой местности, то эти мероприятия не просто желательны, но и необходимы. Перед началом сражения при Гросс-Егерсдорфе 30 августа 1757 года русским не удалось в полной мере осуществить подобные маневры, наступать пришлось едва ли не в слепую.
Противник успел выбраться из леса и выстроился в боевую позицию, выжидая, пока русские войска появятся на выходе. После того, как наш авангард показался из-за деревьев, по русским был открыт губительный огонь.
Пруссы успели сделать три залпа и расстрелять немало наших солдат. И только после этого удалось открыть ответный огонь.
Западные историки, рассказывая о битве, любят подчеркивать, что армия Ганса Левальда состояла из 28 000 человек, у Апраксина было практически в два раза больше – около 55 000 человек. Но при этом как-то упускается из виду, что развернуться в густом лесу русские просто не имели возможности, а значит, едва ли не половина войска, в сражении участия так и не приняла. Поэтому силы были скорее равными.
Все решил боевой дух и мастерство. А еще то обстоятельство, что четыре свежих русских полка с криком «Ура» так мощно ударили по пруссам, что ряды последних оказались смяты. Среди пруссов началась паника, которая завершилась тем, что их второй эшелон, не разобравшись, накрыл огнем своих же отступающих.
Чуть позже основные силы противника покинули поле боя и скрылись в противоположном лесу. Три эскадрона русских пытались преследовать противника, но из-за незнания местности не стали слишком далеко удаляться от основных сил.
Надо отдать должное Апраксину. Сразу после окончания сражения, которое было достаточно скоротечным и продолжалось около четырех часов, он выстроил свои войска и, объехав их, поздравил всех с победой.
Позорное бегство
Солдаты и офицеры сделали все, что могли. Теперь все зависело от фельдмаршала, от его полководческого таланта. Если бы он развил наступление дальше, на Велау (ныне – Знаменск), возможно, русская армия еще в 1757 году оказалась бы в Кёнигсберге. Но Апраксин никогда не рисковал. Он отослал депешу о победе и завершил ее вопросом: что делать дальше?
Этого ответа он ожидал шесть дней, чем изрядно озадачил Левальда. А затем случилось и вовсе нечто несуразное. Вместо того чтобы преследовать врага, фельдмаршал Апраксин отдал распоряжение своим войскам развернуться и отступать к Неману.
Чем он руководствовался – сейчас сказать сложно. Сам он потом оправдывался тем, что его смутили жара, которая в то лето стояла в Восточной Пруссии, и недостаток провианта. Это привело к заболеванию солдат. Особо пострадала от болезней калмыцкая конница – ее пришлось отправить на родину.
Есть еще одна версия вполне претендующая на истинную. Сразу после сражения Апраксину была доставлена депеша от питерского «куратора», в котором извещалось о том, что императрица сильно заболела, находится при смерти, и шансов на спасение нет. А будущий потенциальный император – Петр III – явно благоволит Фридриху. И если он, Апраксин, возьмет Кёнигсберг, то не исключено, что остаток жизни проведет в Сибири. Такая перспектива и напугала фельдмаршала.
Не могу вкратце не сказать о дальнейшей судьбе паркетного военачальника. Он был снят с должности в сентябре 1757 года и через некоторое время заключен под арест. Ожидал суда почти три года, в Царском Селе. Но о нем словно забыли.
И только в 1760 году «воскресшая» императрица вспомнила о своем фельдмаршале и спросила, чем закончился суд? Ей пояснили, что суда не было, так как не совсем понятно, в чем виноват Апраксин.
– Если не знаете за что его можно осудить, значит, он невиновен. Устройте суд и отпустите.
Пока прокурор зачитывал суть дела, Апраксина бросало то в жар, то в холод. Когда же собрались произнести приговор, сердце фельдмаршала не выдержало. О своем оправдании он так и не узнал…
Алаверды от Фридриха
Но вернемся к событиям конца 1757 года в Восточной Пруссии. Ошеломленный нежданной улыбкой Фортуны, Фридрих убедил себя в том, что отныне у него в руках ключ ко всем победам. Кстати, Фридрихом Великим он стал гораздо позже, в нацистской Германии, когда о нем сняли несколько фильмов, а до этого носил скромную кличку «Старый Фриц».
У него было трудное детство, настолько трудное, что вместе со своим приближенным – лейтенантом фон Катте – решил сбежать в 18-летнем возрасте из отчего дворца. Беглецов поймали, Фридрих-старший распорядился казнить сына.
Скорее это была игра на публику, но неприятные минуты ожидания неминуемой смерти, а также тот факт, что лейтенанта фон Катте обезглавили прямо перед окнами наследника престола, отложили в психологии юноши неизгладимый след. Что стоит его отношение к прекрасному полу! Именно Фридриху приписывают слова: «Женщина – все равно, что отбивная котлета: чем больше ее бить, тем она становится мягче!»
Почему нужно бить именно женщин? Разгадка проста – Фриц и Катте были любовниками. Из-за этого благочестивые немцы вполгологса называли своего короля садомитом.
В остальном, это был человек, благоволивший искусству и музыке, назвать его непобедимым, язык не поворачивается. Что стоит хотя бы занятие Берлина несколькими австрийскими эскадронами в сентябре 1757 года…
Столицу, в конце концов, отбили. И тут Фридрих почувствовал определенный зуд, как будто блохи его покусывают. Повертел головой и понял: дискомфорт от того, что шведы заняли несколько населенных пунктов в Померании.
Кого отправили выбивать шведов? И к бабушке не ходи – фельдмаршала Левальда. Воевать с горсткой скандинавов было очень приятно – никакого сопротивления они практически оказать не могли.
Европейский подход
Знали ли об отъезде фельдмаршала в Санкт-Петербурге? Шила в мешке не утаишь. Поинтересовались у нового командующего русской армии генерал-аншефа Фермора, чьи войска уже успели «оккупировать» зимние квартиры вне пределов Восточной Пруссии: что он намерен предпринять? Англичанин по происхождению, Фермор решил тянуть время – по весне ударим!
И тут ему вспомнили взятие Мемеля. Какая весна? Выступать немедленно!
Фермор разыграл спектакль, отправив часть войска сушей, а сам с одной колонной совершил пеший марш по льду Куршского залива, предварительно замерив толщину льда и убедившись, что он выдержит хоть три таких армии, как его. Замаливал прежние грехи.
А что в это время делали пруссы? Те, кто умел носить оружие – сыпанули в Данциг, гораздо шустрее, чем в ХХ веке гитлеровские войска, а народная милиция вместе с конными и пешими лесниками запряталась по сусекам в родных домах. «Моя твоя не понимайт, я бедный крестьянин».
А лучше всех повели себя амтманы (главы администраций районов, если переводить на современный язык). Так один примчался к русским с картой абсолютно всех укреплений Восточной Пруссии, а второй повел себя еще более гостеприимно – принес список населенных пунктов с подробным описанием того, где, в какой деревне, в каких домах, и в каком количестве могут принять на постой победоносную русскую армию.
Какая там партизанская война? Прокормим!
Стоит только удивляться вальяжности генерала Фермора, который расстояние в несколько десятков километров преодолевал достаточно долго, зная, что в Кёнигсберге уже 14 января не было гарнизона. Теоретически русским могла попортить кровь хорошо укрепленная крепость Пиллау (ныне Балтийск), кстати, построенная шведами так, что ее спустя полвека так и не смогли взять войска Наполеона. Но комендант крепости поступил в лучших европейских традициях – аккуратно выгреб всю казну и умчался впереди всех, на белом коне…
В честь победоносного наступления был подписан указ о назначении Виллима Фермора генерал-губернатором «покоренных областей королевства Пруссии». На столь высокой должности военачальник пробыл всего шесть дней.
Сегодня в одном из спальных районов Калининграда, где высотки в упор смотрят в глаза друг другу, есть улица Виллима Фермора. Лучше бы эту улицу назвали Третьей улицей строителей…
Поделиться: