Табличка-эпитафия (2)

Последний бой поэта. Часть 2

Народному поэту Татарстана Фатыху Кариму – 110 лет

НОВЫЙ ШТУРМ

Вторая контратака ожесточеннее, чем первая. Враги понимают, силы у защитников высоты небеспредельны, а потому стараются навалиться всеми силами. Плотность огня возрастает, голову поднять невозможно.

Вот уже один из воинов вскрикивает из-за попавшей в него пули, затем второй. Но никто и не думает покидать поле боя. Будут сражаться до конца.

Наконец натиск фрицев стихает, они делают последнюю попытку взять высотку, дают залп из всех видов оружия, и откатываются назад.

Лейтенант Каримов стискивает зубы, он вторично ранен.

На этот раз все серьёзнее – от потери крови участок высотки впереди – начинает расплываться. Вот-вот, Фатых потеряет сознание.

Но снова на помощь приходит санинструктор.

Он смотрит на неё своими карими глазами, немного прищурясь, и еле-еле раздвигает в улыбке серые запекшиеся губы.

– Ничего, сестрёнка, мы ещё повоюем.

А у той в глазах закипают слёзы. Она внимательно оглядывает командира.

Небольшого роста, с впалыми щеками, серым лицом: вот уже несколько недель отдыхать не приходится. Зато вдосталь трудной солдатской работы – атаки, бои, ночёвка в поле. В снегу или на раскисшей в кисель земле. А выдаётся минутка-другая, достаёт блокнот и пишет на непонятном ей языке.

ПУШКИН И КАРИМ

Строчки ложатся неровно, но они всегда почти одинаковы по длине.

Однажды она набралась смелости:

– Это стихи?

– Да, – объяснил Фатых. – Они помогают мне жить.

– Но вы же не Пушкин?

– Нет, конечно, – в его глазах лучатся добрые искорки. – Стихи помогают мне разговаривать со своим жасмином – так я называю любимую жену Кадрию. Мы с нею, как цветок со стеблем, а ещё есть тоненькие трепетные лепестки – это наши девочки – Ада и Лейла. Пока их только двое, но вернусь с войны – их будет трое, четверо, пятеро! Дети – истинные цветы, которые дарует нам всевышний.

Он погружается в свои думы и не замечает, как санинструктор вытирает слёзы, уже не таясь. Сколько же в нём силы духа, несгибаемой воли, если в минуту опасности мыслит не о себе, а о других.

Туго забинтовывая рану, чтобы остановить кровотечение, она вспоминает, как уважительно к нему относятся солдаты взвода. Да что там взвода – Фатых Каримов, человек, которого любят все, кто о нём знает или услышал его стихи…

– А он вправду, как Пушкин? – спросила она у политрука части – майора Лагуна.

– Ну что ты! Нашла с кем сравнивать! – доверительно произнёс майор. – Александр Сергеевич, хотя и великий поэт, но – барчук. Как и Лермонтов. А наш Фатых – кровь от крови народный. У него семеро братьев и сестёр, в девять лет он потерял отца и сполна испытал нужду.

Всё зависит от того, как и о чём писать. «Евгений Онегин» – красиво, но для избранных. А Карим делится со своим народом радостью бытия, тем, что окружает человека. В его стихах слышны дуновение ветерка, журчание ручья, восторженные гортанные крики птиц, возвращающихся в родные края с юга, первый ликующий хор пробудившихся лягушек, стрекот цикад на вечерней зорьке.

Его стихи – огромное, наполненное тысячами красок и звуков полотно. Именно таким видели и видят этот мир его предки и миллионы людей, которым посчастливилось жить в одно время с этим великим человеком. Он ещё больше красок добавил, ведь впервые за тысячи лет простой народ строит своё счастье. Передать этот энтузиазм и задор, восхождение людей к новым вершинам, дано не каждому…

Погрузившись в воспоминания, она не сразу замечает – бинт намотан полностью. Отматывает на ладонь, чтобы была возможность затянуть узел покрепче.

Потом снова вглядывается в черты лица поэта.

– Зачем ты пошла с нами? – неожиданно строго спрашивает Карим. – Ты могла остаться, отправиться с другими. Мы можем погибнуть…

– Ничего-то вы не понимаете, – в сердцах бросает она и отползает, чтобы успеть перевязать других раненых…

Тёплая волна заполняет его душу:

– Моя Кадрия поступила бы точно так же…

Кадрия с дочерьми

Ада, Калдрия и Лейла Каримовы

Фатых мысленно переносится в Казань, в декабрь 1941 года. Он с Адой и Лейлой отправился в цирк. Но девчонки на арену почти не смотрели, они вцепились в него маленькими ладошками и боялись, что вот сейчас вспыхнет свет, артисты раскланяются, а папа исчезнет.

Разве есть в жизни минуты, наполненные большей благодатью?!

СНАЙПЕР

… Гитлеровцы снова поднимаются в атаку. Фатых нажимает на спусковой крючок, стреляет очередями и не знает, что в это самое мгновение он уже «обозначен» в кружке прицела снайперской винтовки, а фриц только выжидает момент для выстрела.

Щелчок винтовки, горячая пуля, вырывающаяся с бешеной скоростью из дула – какое-то время живут в разных измерениях с Каримовым. Они встретятся через мгновение. И это грань между жизнью и бессмертием, которую нельзя ни стереть, ни отменить…

Командир взвода больше не увидит широту своей родной реки Идель, не вдохнёт полной грудью аромат цветущего луга, не почувствует, как с него бережно снимут командирский планшет с блокнотами, шинель, сапоги, всё аккуратно сложат стопкой и прикроют, чтобы фашисты не забрали.

Взвод без командира отобьёт ещё две контратаки. Но силы слишком неравны. На этой высотке завершат свой земной путь все девять человек из сапёрного взвода и санинструктор…

Юрий Москаленко

(Окончание следует)

Поделиться:

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *